В 1940-х годах Фридрих А. Хайек сделал себе имя, выступая против тенденции к экономическому планированию, которая, по его наблюдениям, развивалась в Великобритании. Хайек признал, что эта социалистическая тенденция была не столько противоположностью фашизма, сколько его предшественником.
В то время подобные опасения носили нечисто академический характер. Нацистская Германия поглотила Европу насилием и хаосом, и Хайек увидел то, чего не видели большинство других: нацизм был результатом многолетнего процесса централизации, подпитываемого стремлением к «планированию». Планирование общего блага, планирование эффективности, планирование справедливости, справедливости, равенства и все другие виды альтруистических идеалов.
Читая его самый известный текст «Дорога к крепостному праву», написанный в самый разрушительный период войны, можно почувствовать отчаяние в мольбе Хайека. Он говорит своим соотечественникам: не идите невольно по тому же пути, который недавно прошел ваш враг!
Хайек утверждал, что Великобритания и большая часть западного мира маргинализировали определенные классически либеральные принципы в пользу того, что он назвал «энтузиазмом по поводу организации всего».
Блестящий талант Хайека заключался в том, чтобы ясно продемонстрировать причинную (если не неизбежную) связь между экономическим планированием с благими намерениями, и вытекающим из этого лишениям человеческого процветания, что противоречит здравому смыслу.
Очевидно и естественно (особенно для образованных интеллектуалов) верить, что продуманное планирование в обществе должно приводить к лучшим результатам. Планирование важно. И разве планирование не должно быть самым важным в самом крупном масштабе? Разве правительство не в том, чтобы планировать общество за нас?
Понимание Хайека, широко разделяемое австрийскими экономистами, состояло в том, что по мере увеличения сложности планирования становится маловероятным, чтобы вся релевантная информация, на которой основан рациональный план, была известна какой-либо одной стороне, особенно стороне, ответственной за планирование.
«Это не спор о том, нужно ли планировать или нет. Это спор о том, должно ли планирование осуществляться централизованно, одним органом власти для всей экономической системы или должно быть разделено между многими людьми.», — пишет Хайек.
Устанавливая эту дихотомию, Хайек напоминает нам, что противоположность централизованного планирования — это вообще отсутствие каких-либо планов, а просто децентрализованное планирование, также известное как «рыночная конкуренция».
Таким образом, наш выбор — между центральной организацией, осуществляемой государством, и распределенной организацией, основанной на конкуренции отдельных лиц и фирм.
Хайек страстно утверждает, что по мере того, как общество склоняется к централизованному планированию и отказывается от конкуренции, оно обязательно должно ограничивать свободу и процветание.
Он был твердо убежден, что индивидуальная свобода была определяющим атрибутом западного общества, которое больше всего находилось под угрозой со стороны социализма в целом, и в то время нацизма в частности.
Таким образом, плановая экономика идет к крепостному праву. Это была его точка зрения.
Итак, куда мы все направились после той ужасной войны?
Давайте посмотрим на современное общество сегодня, примерно через 80 лет после призывов Хайека. На первый взгляд экономика многих стран мира выглядит довольно «незапланированной». Действительно, большинство американцев и европейцев считают, что их экономика является рыночной, и в большинстве жалоб утверждается, что проблема в чрезмерном капитализме.
Сколько раз мы видели, как кабинетные активисты самодовольно ссылались на логотип McDonald’s, как на доказательство того, что капитализм свободного рынка уже здесь, хотя это не так уж и вкусно?
Такие люди твердо убеждены в необходимости более централизованного планирования. У них всегда один от вет — усиление регулирования.
Но для тех, кто знаком с работой Хайека, и кому небезразличны денежные системы в этом контексте, мы скептически относимся к тому, что у нас сегодня есть какой-либо вид открытого рынка. Деньги не только жестко регулируются, но централизованно планируются некоторыми монопольными учреждениями.
И вот мы стоим перед вопросом: наша экономика в первую очередь плановая или незапланированная?
Центральные планировщики в значительной степени позволили ветвям экономического дерева расти свободно, потому что они нашли гораздо более важный ствол, а именно сами деньги. Они проводят свои дни, конструируя и манипулируя корнями системы, а не ее ветвями, в то время как общество наблюдает за трепещущими листьями, полагая, что это рыночный капитализм.
Учтите, что любая торговля в обществе включает в себя два товара, и один из них всегда деньги. Таким образом, деньги составляют половину всей торговли, и все же в сфере денег практически отсутствует конкуренция. Как это может быть?
Либо наша рыночная экономика по какой-то причине мирилась с централизованным планированием своего важнейшего блага, либо на самом деле, это не рыночная экономика.
Стоит помнить, что во времена Хайека деньги были золотом
Таким образом, возможности централизованного планирования по сравнению с деньгами были ограничены. Планировать было не так уж и много чего. Золото было товаром, его нельзя было создать или уничтожить по прихоти, и до финансиализации современного общества те, кто отвечал за денежные системы, были больше похожи на механиков, чем на алхимиков. Хотя у них была некоторая свобода творчества, в конечном итоге они по-прежнему ограничивались презренным металлом.
Но потом случился Бреттон-Вудс. Многие современники Хайека были там, но не Хайек. Собрание специалистов по планированию обычно не привлекает много критиков планирования. Здесь несколько джентльменов, в отеле, под благородным знаменем общественных интересов и глобальной стабильности немного уводили мир от беспорядочной рыночной конкуренции. Регуляторы согласились, что деньги нужно контролировать.
С тех пор деньги все больше контролируются централизованными плановыми органами. К началу 1970-х годов даже само золото не использовалось, поскольку оно препятствовало этому планированию.
Руководители по планированию денег больше не просто механики, они превратились в алхимиков. И вот тут-то и закралось коварное крепостное право, о котором предупреждал Хайек.
Крепостное право
Сегодня мы находимся в ситуации, когда вся мировая экономика опирается на слова одного человека и его протоколы собраний. К примеру, Федеральная резервная система является главным планировщиком, и благодаря своим финансовым планам она становится косвенным планировщиком огромного количества человеческих жизней.
И все невольно оказались в ловушке этой системы, соблазненной постоянно ошибочным доверием, которое мы возлагаем на политиков.
Возможно, мы можем согласиться с тем, что частью успеха «Дороги к крепостному праву» было само название.
Крепостное право передаёт современному сознанию мрачную эпоху безоговорочного послушания. Оно передает грабительскую институциональную иерархию. Это свидетельствует о незнании обычного человека несправедливости его окружения. Оно выражает унизительное неприятие принципа, согласно которому все мужчины и женщины должны быть равны по закону, что ни один человек не должен иметь особых юридических привилегий перед другим.
У нас есть явное пренебрежение к крепостному праву с давних пор, так как все же мы отличаемся. И у средневекового лорда был свой замок, а у современного лорда есть свой банк.
И точно так же, как средневековый крепостной не склонен подвергать сомнению или противостоять своему господину, и современный гражданин не склонен подвергать сомнению или противостоять его деньгам.
Крепостное право, о котором предупреждал Хайек, возникло в результате постепенного введения централизованно планируемых денег.
Но потом случился Bitcoin
«Я не верю, что у нас когда-нибудь снова появятся хорошие деньги, прежде чем мы заберем их из рук правительства. То есть, мы не сможем насильственно вывести их из рук правительства», — однажды написал Хайек. «Все, что мы можем сделать, так это каким-то хитрым, окольным путем ввести то, что они не смогут удержать».
Хайек хотел, чтобы общество приняло децентрализованный порядок не только потому, что он был более эффективным, но и потому, что он был лучшим гарантом человеческого процветания. Это поэтическая дань уважения тому, что дизайн Сатоши для Биткойна решил именно эту проблему децентрализованного порядка в сфере денег.
Биткойн решил проблему, известную как проблема византийских генералов, которая была давней проблемой в компьютерных науках. Как заставить несколько сторон договориться о чем-то, чтобы избежать неудач, когда некоторым сторонам нельзя доверять?
До Биткойна системы ценностей, такие как сама денежная система, должны были быть централизованными в масштабе, потому что разрозненные компьютеры не могли доверять друг другу, если не было контролирующего органа — лорда, если использовать нашу аналогию с крепостным правом.
Таким образом, до создания Биткойна в 2009 году можно было утверждать, что призыв Хайека к децентрализованной конкуренции неуместен. Деньги в нашу современную эпоху нужно было планировать централизованно.
И если деньги планировались централизованно, как мог когда-либо сформироваться надлежащий рынок? Нельзя сказать, что капитализм существует на бумажной основе.
К счастью, позволяя использовать деньги в масштабах и на расстоянии без централизованной координации, Сатоши сделал «незапланированную экономику» Хайека осуществимой в современном контексте. Блокчейны в целом стали новым инструментом экономической координации между незнакомыми людьми на расстоянии.
И координация, и экономический бум, произошедший с появлением этой новой технологии, были столь же вдохновляющими, сколь и ошеломляющими.
В условиях нестабильности, периодических бедствий и глупых собачьих мемов люди часто упускают из виду, насколько важной стала криптовалюта как социальное и экономическое явление.
Это явление, при котором за чуть более десяти лет было создано состояние на 1,5 триллиона долларов. Где любой человек на Земле может мгновенно передать ценность любому другому человеку, и никто не может вмешаться или остановить это.
Где ценность любой суммы может быть спрятана в мозгу и восстановлена за тысячи миль от того места, где она была создана.
Где кредитные и обменные рынки сформировались для торговли на миллиарды долларов в день, но при этом не имеют офиса, генерального директора и не управляются никакими компаниями.
Здесь тысячи гиперконкурирующих систем ценностей, экспериментирующих с теорией игр и улучшающих состояние самой криптографии.
И все это без единой проклятой государственной лицензии, имеющей отношение к любому из них. Абсолютная противоположность каждому центральному планировщику, Биткойн был самым эффективным финансовым активом из существующих с тех пор, как более десяти лет назад он впервые привлек британского канцлера и его банк спасения своим блоком генезиса.
Согласно любому честному наблюдению, криптовалюты — величайший пример быстрого спонтанного порядка в капиталистическом контексте за всю историю человечества.
Это наверняка довело бы Хайека до слез.
И это было бы полностью предсказуем для Хайека, который сказал:
«Везде, где были устранены препятствия на пути к свободному проявлению человеческой изобретательности, человек быстро становился способным удовлетворять постоянно расширяющийся круг своих желаний».
Это именно то, что сейчас происходит в криптовалютной индустрии. Только с тех пор, как промышленная свобода открыла путь к свободному использованию новых знаний, наука достигла больших успехов, которые за последние 150 лет изменили мировоззрение и лицо мира.
В криптографии прямо сейчас все можно попробовать, и есть много людей, готовых поддержать эти эксперименты на свой страх и риск. В криптовалюте конкуренция универсальна, она интенсивна, безжалостна, и все же… она мирная.
Крипта процветает без какого-либо центрального плана
Хайек наверняка возразил бы, что он процветает именно потому, что не существует какого-либо центрального плана.
Это пространство, в котором безудержный капитализм проявляется во всей красе. Именно это планировщиков и отталкивает, и они быстро указывают на нестабильность и периодические катастрофы, с которыми сталкиваются крипто-инвесторы.
И бедствий было много. Было много мошенничества, много ошибок. Не стоит преуменьшать эти вещи, так как они являются символом любого великого рубежа человеческого опыта, этой очень важной области, далеко за пределами горизонта центрального планировщика.
Часто бывает трудно найти чистые примеры идеологий в реальном мире. Америка капиталистическая? Китай коммунистический? А Россия вообще какая? Все не совсем то, чем кажутся. Сработало ли централизованное планирование или открытые рынки? Данные туманны, и пытливый ум может сплести из них практически любое повествование.
Последние мысли
В криптовалютах, однако, у нас есть один из лучших примеров экосистемы, близкой к чистому выражению идеологии: в данном случае идеологии рыночной конкуренции без границ. Ни одно государство не может вмешиваться в него на техническом уровне, и оно развивается так быстро, что даже на юридическом или политическом уровне государство не может эффективно управлять им.
Это одно из самых интересных событий, происходящих сегодня в мире.
Крипта в целом, и Биткойн в частности, предлагают нам эмпирическую демонстрацию денег и финансовой системы, незапланированной каким-либо правительством. Напротив, у нас есть фиатная валюта и банковская система, последняя фатальная фантазия централизованного планирования.
В отличие от времен Хайека, нам не нужно спорить о превосходстве одной из этих систем над другой. Свободные рыночные деньги появляются в мире, чтобы с нулевой позиции конкурировать с истеблишментом Голиафа. Если он выиграет, спор улажен.
Если повезет, но, к счастью, без разрешения какого-либо планировщика, мы все станем свидетелями того, как идеал Хайека о децентрализации будет проявляться на финансовых рынках в ближайшие годы.
